Это жест, язык, внутреннее признание, в котором уязвимость становится культурной позицией.
Мы ввели в азербайджанский язык новое слово — YAZƏM — как символ внутренней правды, честности, боли, это территория, где можно быть без маски, быть собой — настоящим.
Это ответ эпохе фальши и утюженного глянца. Это платформа, где художники, зрители, кураторы не играют роли — а говорят изнутри себя. Через краску, жест, фигуру, образ, молчание.
YAZƏM — это зеркало. Оно не судит. Оно показывает. И в этом — его сила.
Мы верим, что YAZƏM может стать началом движения — внутри искусства, языка, мышления. Движения, где честность — не риск, а путь.
YAZƏM — это путь через уязвимость, где искренность становится самым главным языком. Это проект о тишине, в которой слышен стон нации.
Баку
Художник - мистификатор, носитель шаманского кода. Он работает с архетипами, древними символами, героями и тотемами. Карача — не просто художник, а визуальный сказитель, который превращает фигуру в заклинание, а образ — в ритуал. Он не лечит — он открывает старые раны и смотрит в них. Его живопись — это вызов рациональному. Он работает на стыке сна и реальности, транса и мифа. Его герои не просто персонажи — они медиаторы между мирами, между бессознательным и явным, между телом и духом. Он работает не с формой, а с энергией. Его краски вибрируют, как кожа перед грозой. Он не боится тьмы — он её приручает. Потому что знает: за каждой маской — лицо, а за каждым символом — личная правда.
Баку
Она оставила экономику, как чужой костюм. И выбрала тишину мастерской, где не нужно объяснять прибыль — достаточно чувствовать свет. Там, где цифры больше не спасают, а формулы превращаются в птиц, зверей, сны и следы пальцев на холсте. Прошла академию, но осталась верна не школе, а себе. Её работы — это не стили, это сгустки жизни: от шепота до рёва. Она рисует эмоцией, кожей, иногда — ногтями. Она — одна из тех, кто не боится глубины. Не боится себя. Она— не про внешнее. Она — про то, что болит внутри, но может быть сказано.
Баку
Художница, работающая с темой травмы, памяти и женской внутренней силы. Её визуальный язык строится на напряжённом контрасте между декоративностью и болью. Рамина соединяет графику, живопись и авторскую символику, создавая глубокие психологические портреты. Каждая её работа — это внутренний монолог, в котором фигура не позирует — а выговаривается. Она изображает не лицо, а переживание, не позу, а сжатый комок воспоминаний, которые невозможно проговорить иначе, кроме как через краску. В её работах нет театра. Только честность — на грани надлома. Это живопись, которая не объясняет — а оставляет след под кожей.
